Черная магия приворот на вольт

Я пришла к тебе черной полночью, За последней помощью. Я бродяга, родства не помнящий, Корабль тонущий.

Я представлю свою версию событий. Моя гипотеза объемна она отвечает на все вопросы и включает в себя всю пьесу и всех героев, гармонично трактуя все их поступки без исключения. При этом никаких интеллектуальных вывертов моя Черная магия приворот на вольт версия совершенно не требует она проста и конструктивно прочна, так как в основе ее лежит не голое умозаключение, а каркас из психологической достоверности человеческих чувств и мотивации всех поступков героев на их основе.

Прислонившись к стене, он смотрит на колышущуюся толпу, но отчего-то я уверен, что знаю о нем больше, чем он сам.

То, что, пробудившись ото сна, дамы сами отправлялись за устрицами и вином, можно было бы истолковать и так: прислуге столь важное дело как выбор устриц и вина к завтраку не доверяли (и не потому, что служила тогда у Бриков знаменитая Поля, позабывшая Черная магия приворот на вольт подать к ростбифу тертый хрен на свадебном обеде и тем прославившаяся). Но причина, по-видимому, иная. Приятно было спуститься по круто уходящей вниз, узкой еще Тверской, где столпотворение Черная магия приворот на вольт экипажей и позванивающих конок разительно отличается от нынешней автомобильной толчеи, к Охотному ряду. И погрузиться в гомон, которым оборачивались слившиеся воедино выкрики торговцев, запросы покупателей, шуршание корзин, скрип рогожных мешков, грохот колес, и над всем мертвенный чад от испарений мясных туш, неизбежных в торговых местах отбросов и ветоши, и от свежей, едва сготовленной еды, которой торговали пирожники, блинщики: сдобный запах недавней выпечки сочился теплыми струйками в небеса, сладкий и прохладный запах грушевого кваса, когда кружкой черпали его из ведер, вливался в облако запахов и звуков.

Не случайно ведь "главным искусством" тогдашнего Берлина была фотография. Пока художники-кубисты расчленяли телесные формы, фотография демонстрировалапрелесть их Черная магия приворот на вольт единства поэтому персонажи "Храма" то и дело появляются на страницах романа с треногой и фотокамерой "Фойгтляндер". Они смотрят русские фильмы и позируют друг другу нагишом в водах Рейна. Они занимаются любовью за рамками текста, оставляя на сцене диалоги post coitus. Ну и, наконец, роман посвящен Герберту Листу: классику немецкой фотосъемки, которому позировали долговязые нежные и трепетные тела немецких юношей.