Снятся ли сны после приворота

Они уселись за поздний ужин: каждому по банке бобов, жареная картошка и кварта виски на двоих. Они сидели на бревне у костра, отчего становились горячими подошвы сапог и железные заклепки на джинсах, передавая бутылку из рук в руки, и бледно-лиловое небо становилось все прозрачнее, а ночная прохлада уходила; они пили, курили, пару-тройку раз вставая отлить, а из костра вылетали танцующие на фоне неба искры; они подбрасывали в огонь дров, чтобы Снятся ли сны после приворота еще можно было поболтать, трепались о лошадях и родео, о том, кто сколько и как падал, о подлодке Фрешер, которая пошла ко дну двумя месяцами раньше со всей командой, и каково это было ощущать, что жить остается минуты; о собаках, от которых оба были без ума, об армии, о семейном ранчо Джека, где жили его родители, о владениях Энниса, заброшенных с момента смерти его предков, о его старшем брате в Сайнеле и замужней сестре в Каспере. Джек рассказывал, что раньше его отец был знаменитым объездчиком быков, но всегда держал тайны мастерства при себе, никогда ничего Снятся ли сны после приворота не советуя; ни разу он не приходил посмотреть скачки Джека, хотя и нянчился с ним в детстве, одевая его в шерстяные свитера. Эннис заметил, что единственные скачки, которые ему по душе, длятся восемь секунд и чем-то да кончаются. Джек парировал, что деньги тоже мотив, и Эннису осталось только согласиться. Они уважали мнения друг друга, и им было приятно поболтать, когда такая возможность вдруг представилась. Двигаясь верхом против ветра обратно к овцам, сквозь зыбкий, предательский свет, Эннис думал, что никогда еще ему не было так хорошо, и он был готов дотянуться до звезд. Лето шло, и вместо со стадом они перебрались Снятся ли сны после приворота на другое пастбище, где и разбили новый лагерь. Расстояние от него до овец было большим, а ночная поездка дольше. Для Энниса Снятся ли сны после приворота она не представляла особой проблемы, он спал на ходу, но вдали от овец все же с каждым разом проводил все больше и больше времени. Джек заводил визгливые песенки на губной гармошке, немного не от мира сего после падения со своенравной гнедой кобылы, и несколько раз Эннис даже подпевал ему своим сильным скрипучим голосом, блистая сальностями из "Рыжей чалки", а Джек упражнялся в творчестве Карла Перкинса, надрывая глотку своим "я говорю-ю-ю"; больше всего он любил мрачное песнопение "Иисус, идущий по воде", которому его научила еще его мать-пятидесятница. Его тягучее загробное пение отпугивало даже койотов.