Рунический чакровый приворот

Поскольку адмирал был болен, а моя кузина в свадебном путешествии, мне пришлось возвращаться в Тулон. Скучно было бы описывать этот чарующий Содом, на который небесный огонь обрушивается безвредно Рунический чакровый приворот в виде ласковых солнечных лучей. Вечерами снисходительность еще более сладостная затопляет город, и как в Неаполе, как в Венеции праздничная толпа кружит по площадям, украшенным фонтанами, ларьками с бижутерией, вафлями, тряпками. Со всех концов земли ценители мужской красоты стекаются полюбоваться моряками, которые фланируют поодиночке или группами, отвечают улыбками на подмигивания и никогда не отвергают любовных предложений. Соль ночи преображает самое каторжное отродье, самого зачуханного бретонца, самого дикого корсиканца в высоких цветущих дев, декольтированных, покачивающих Рунический чакровый приворот бедрами, которые любят танцевать и без тени смущения уводят партнера в подслеповатую портовую гостиницу.

"…Когда женщина получает в дар любовь, она превращается в потребителя…. Обожравшись, осоловев от приятностей, начинали позволять себе наглости, у них крыша съезжала от собственной значимости. Когда Рунический чакровый приворот кто, как ни я возвела их на пьедестал, подняла до небес! Откуда они благополучно метали мне на голову свои бесконечные капризы и маленькие подлости. Как птички, походя, в полете…" Рунический чакровый приворот Но у Геннадия Трифонова своя поэтика и своя самостоятельная система смыслов.

Решив на какое-то время свои материальные проблемы, Дуглас вернулся в Оксфорд к концу учебного года. Уайльд уехал в Париж. В апреле 1892 года в витринах цветочных магазинов расцвели зеленые гвоздики, а имя Оскара Уайльда опять попало на первые страницы газет: "Известный Рунический чакровый приворот английский писатель г-н Оскар Уайльд находится сейчас в Париже. Парижане с любопытством готовятся выслушать эстетические теории этого литератора, который, будучи наделенным чудесным остроумием, обладает к тому же достоинством быть светским человеком с утонченным вкусом и поклонником изысканных манер". Иллюстрированные журналы не отставали; Теодор де Визева представлял его как эстета-прерафаэлита; он подверг желчной критике "Замыслы", но сделал это скорее для того, чтобы показать себя противником недавно появившейся англомании, Рунический чакровый приворот делающей автора "Саломеи" судьей элегантности и героем парижских литературных обществ.

Не печаль это была. Во всяком случае, не красивая.

Прочитала заметку Бориса Парамонова об отмене 121 статьи. Во многом не согласна с автором. Борис Парамонов, сам того не осознавая, утверждает, что "гомосексуальное" искусство и литература значительно более развиты, чем "гетеросексуальные".