Привороты степановой наталии

стоили 14 лет назад. Да и сегодня не только в России их цена велика. Борис Парамонов с 1986 года сотрудник "Радио Свобода" в Нью-Йорке, ведет одну из самых популярных программ Привороты степановой наталии радиостанции "Русские вопросы" (первые выпуски "Русская идея"). Он многократно поднимал в своих передачах проблему отношения в СССР и России к сексуальным меньшинствам, например, рассуждая о жизни Евгения Харитонова и Валентина Соколова. В своих эссе Парамонов часто рассматривает проблемы воплощения нетривиальной сексуальности в творчестве писателей, поэтов и музыкантов: Гоголя, Лермонтова, Цветаевой, Чайковского и других. Не обошлось без Привороты степановой наталии разговора о "гомосексуализме" и в юбилейном эфире.

Представь себе мой стыд, мое смущение, мой испуг. Это была моя мать, я лежал на моей сестре.

Я скажу "привет", ты вздернешь брови "мы знакомы?", и я, теряясь, пряча глаза, отвечу "нет", но мы пойдем вместе, пиная жухлые осенние Привороты степановой наталии листья, потому что нам окажется по пути, а мне сделается легко и просто, словно мы друзья миллиарды миллионов лет, хотя совсем не похожи и все удивляются, как мы можем быть вместе (но ведь противоположности притягиваются не так ли?), "хочешь?" я протяну апельсин, ты будешь отдирать ноздреватую корку и, подкидывая дольки, ловить их ртом так ловко, как жонглер в цирке, я скажу тебе Привороты степановой наталии это, ты улыбнешься, позволяя мне восхищаться тобой, пузыриться своим восхищением, как теплое шампанское, и я вылью его на тебя, как воду из ведра, я скажу, что в тебе красота мира, а весь мир в твоей красоте, я буду говорить так, как говорю только пьяным, но это и будет опьянение, заставляющее Привороты степановой наталии бурлить, клокотать и чувствовать, что вселенная клокочет в унисон, ты ничего не скажешь, но я не буду смотреть на тебя, ведь кривой усмешки достаточно, чтобы умолкнуть и уже никогда не сказать того, что хочу, а ведь слово Привороты степановой наталии материально, и если я называю тебя "красотой мира", то значит так оно и есть, оно становится таким, по мере того, как я выплескиваю на тебя шипучее, царапающее небо "тыкрасотамира", я наберу воздуха в грудь, чтобы признаться в чем-то самом сокровенном, а ты скажешь, что мы пришли и, вложив мне в руку апельсиновые корки, скроешься в подворотне, темнота зальет твое лицо, ты исчезнешь, я буду растерянно сжимать оранжевые лохмотья и твердить себе: "Не смотри!".