Приворот на любимого на нитке

"Оттяготела…". Русские женщины за пределами обыденной жизни Мы состояли как бы в одном ЛИТО, но общались с пятого на десятое.

Глупости, ответил Дима.

Попав в зону, Паражданов оказался в пространстве зла. Он понимал безосновательность большинства обвинений против себя, но признавал и другое ". свои противоречия, эксцентрику, патологию и прочее, прочее.", "я не говорю о своей вине. Она скорее клиническая, чем уголовная". В этом смысле примечателен интерес Параджанова к творчеству Пьера Паоло Пазолини, смерть которого потрясла художника.

Представители интеллигентской Приворот на любимого на нитке элиты догадывались, например, о бисексуальности ультраконсервативного славянофильского писателя и публициста Константина Леонтьева, воспевавшего в своих литературных произведениях красоту мужского тела. Герой повести Леонтьева "Исповедь мужа" не только поощряет увлечение своей молодой жены, к которой он относится, Приворот на любимого на нитке как к дочери, 20-летним красавцем греком, но становится посредником между ними. Кажется, что он любит этого юношу даже больше, чем жену. Когда молодая пара погибает, он кончает с собой. В 1882 г. Леонтьев признал это свое сочинение безнравственным, чувственным и языческим, Приворот на любимого на нитке но написанным "с искренним чувством глубоко развращенного сердца"18.

На моем лице еще были видны следы от подушки и я без интереса смотрел, как мимо стеклянной витрины кафе бежали на работу банковские служащие. Ощущения, что случилось что-то важное, не было. Голова еще звенела от недосмотренного сна, а тетка, которая только что читала нам стихи Гейне про вечную любовь, казалась частью этого сна.

"Согрешил?" сказал я и изобразил удивление.

"Квир" N 12 Михаил Айзенберг, "Указатель имен". М., 1993. с.97.

Письмо Чайковского к В. Л. Давыдову. 1893 год.

Тело – один из самых увлекательных и сложных предметов, которыми занимаются науки о человеке и об обществе. Однако ученые-гуманитарии обратились к этой теме сравнительно недавно.

"Вы были в белом, просторном, ниспадавшем." писала Цветаева, как мы помним, Саломее Андрониковой. Можно предположить, что сон, вызвавший то ав густовское письмо и разбудивший подсознательные и дремавшие эмоции, послужил Цветаевой в какой-то мере толчком к работе над новой вещью в прозе. Дело, разу меется. заключалось Приворот на любимого на нитке не в совпадении "белых одежд", а в эмоциональной настроен ности, в чувствах-раздумьях, вызванных книгой Барни и как бы "ускоренных" сном, в данном случае оказавшимся вещим.